Летними вечерами, когда мне случается бывать дома, я с удовольствием ухожу на прогулку после ужина. Так как живу я в небольшой деревушке, то неизменно пользуюсь одной и той же заасфальтированной местными фермерами дорогой ведущей на поля: во–первых, это избавляет меня от решения проблемы куда пойти, а во–вторых, в случае дождя, наличие асфальта помогает содержать ноги мои в сухости, а дом свободным от грязи.

В последнее время, к общему неудовольствию всех наших деревенских старожилов, меня в том числе, на этой дороге началось строительство новых домов: – заведомо ненавистное для всех увеличение нашей маленькой коммуны. Как ни странно, всеобщая неприязнь к стройке с бульдозерами, выкорчёвывающими хоть одичавшие и вымирающие, но страшно живописные и привычные две с половиной яблони, очень быстро переросла в некое любопытство по отношению к жильцам, въезжающим в новые домики. Таким образом к моей рутинной вечерней прогулке прибавилась свежая развлекуха: не подавая вида, из–под тишка, подсматривать за тем как справляются с благоустройством своих жилищ и с копанием огородов бесстрашные поселенцы, обитающие на самой границе нашей деревеньки!

Как–то раз, притворяясь всецело погруженной в созерцание окружающей природы, мне ловко удалось рассмотреть мужчину, стоявшего на террасе своего дома. Выглядел он совершенно обыденно и не казался каким–нибудь особенным ни с какой стороны. Был он не молод, но и не стар; не особенно красивый, но и не урод; не толстый, но и не худой, ну может чуть–чуть тяжеловатый в боках, что в общем то даже подходило к его среднему возрасту. Он внимательно рассматривал аккуратно раскопанную грядку, наверняка решая, что бы в неё посадить.

В общем и целом, это был ничем не примечательный индивидуум и единственное что бросалось в глаза, это его неожиданно щегольская кожаная шляпа: для защиты от солнца во время работы в саду эта шляпа была явно слишком элегантной, полностью выпадала из контекста деревенской жизни, да и вообще выглядела непомерно тяжёлой и жаркой для летней погоды.

Когда мне опять случилось проходить мимо этого дома притворяясь, что я на него не смотрю, тот же самый мужчина сидел на своей террасе с сигарой во рту и читал газету. Время было вечернее, солнце потихоньку заваливалось за гору, а кресло в котором он развалился, располагалось под навесом, в глубокой тени … Тем не менее, на голова его  была покрыта шляпой!

Пройдя мимо его дома, я всё никак не могла отделаться от впечатления, что во всей этой сцене что–то было не так. Ко всему прочему у меня зародилось подозрение, что с момента как я попала в его линию обзора и пока я её полностью не покинула, он не отрывал от меня глаз. Я решила выкинуть обе эти глупости из головы, приписав дурные мысли полёту моего слишком активного воображения.

Тем не менее, во все последующие вечера, каждый раз проходя мимо этого дома, чувство что кто–то за мной наблюдает становилось всё сильнее; мужчина этот всегда оказывался на террасе, а его элегантная шляпа неизменно покрывала его голову.

Пару раз я видела, как он подъезжал к дому вечером. Каждый раз шляпа была на нём.

Пару раз, в то сумеречное время, когда день переходит в вечер, огни в домах уже горят, а занавески всё ещё не задернуты, мне удалось увидеть этого человека внутри дома … с бессменной его шляпой на макушке!

И вот однажды вечером проходя мимо его дома я увидела, что на террасе никто не сидит, да и сам дом выглядел наглухо запертым и совершенно пустым. Признаться, мне даже стало чуть–чуть обидно, как будто мне чего–то недодали. Но чувство это быстро улетучилось, так как летний вечер этот оказался особенно тихим, тёплым и ласковым, закат поразительно живописным, а нарождающийся месяц очаровательно–нежным. … Так что нечего и удивляться тому, что прогулка моя несколько затянулась!

К тому времени как я дошла обратно до улицы, на которой живёт человек в шляпе, ночь превратила её чистенькие, новёхонькие домики, окружённые непогрешимо разбитыми огородиками и аккуратными цветочными клумбами, в какую–то нереальную, почти кукольную сцену. А когда я уже дошла до самого дома, то я заметила перед ним машину и сидящую в ней знакомую фигуру мужчины в шляпе. Было очевидно, что он только что выключил мотор и фары и поэтому меня ему не было видно. Не торопясь, мужчина открыл дверь, …  он пригнулся что бы не удариться головой об потолок, и … снял шляпу …

Я знала, что меня не заметили: не обременённая необходимостью притворства, а также подталкиваемая своим необузданным любопытством, я просто нагло на него уставилась …

Там, где положено было быть макушке не было ничего, вернее была безграничная, глухая, черная дыра, пустота: холодная, страшная, неутомимая, необратимая и безжалостная смерть. Передо мной находилось само определение, сама суть абсолютного, окончательного и бесповоротного небытия, неисчислимые миллиарды мертвых миров и потухших вселенных. В ужасе я увидела, как эта угрожающая чернота начала расползаться по тому месту, где раньше располагалось под шляпой лицо и тут же почувствовала, как меня начало туда затягивать. Замерев от страха, я ощутила, что меня засасывает в липучую воронку бездонного колодца, переполненного отчаянием вечного небытия. Напрасно я, потеряв всякую надежду, без устали искала и искала через эоны и расстояния: куда бы я не глядела, нигде не могла я распознать, приметить ни малейшей искорки, которая могла бы быть мною.

А потом я увидела возникающее сразу после мутного вакуума тело, которое легко и без усилий пятилось из машины, поворачиваясь ко мне в медленном танце …

Должно быть я всё–таки всхлипнула, потому что существо вдруг быстро натянуло на себя свой неизменный головной убор.

На меня смотрел знакомый мне, ничем не примечательный человек в элегантной шляпе, и я услышала вежливое:

“Bonsoir.”